Просмотр полной версии : Ввидения
- Где это мы?... Ого, сколько снега! - Мы идем по дорожке, протоптанной между сугробов, и белые хлопья плотной пеленой валят откуда-то с непроглядной высоты, заслоняя горизонт.
- Считай, что это мои воспоминания, - говорю я и откупориваю бутылку.
- Это поэтому тебя зовут Nord? - ты смеешься. - А еще, наверное, за нордический характер? - и ты смеешься еще беззаботнее.
- Не-а, - отвечаю я, - В честь холодильников.
- Ага? - Ты забегаешь вперед, - А почему в честь холодильников?
- Это потому что я повелеваю миром с помощью них?
Ты жмуришься от смеха:
- С помощью холодильников?
- Ну да. Вот все говорят про зомбоящик, что телевизор зомбирует, кто-то его не смотрит, кто-то даже выкинул, - Я делаю глоток из бутылки, - А вот на холодильник никто не подумает... Все им пользуются, и без телека ты легко проживешь, а с холодильником - посложнее.
- Да ты коварный какой!
- Да нет, на самом деле я белый и пушистый. Только мехом внутрь.
- Так я тебе и поверила! Сколько девчонок, наверное, попортил? - ты щуришься и смотришь на меня с деланным подозрением.
- Одно другому не мешает.
- А ты когда-нибудь любил?
- Да. Давно...
- Как давно? Сколько тебе вообще лет?
- Иногда мне кажется, что мне идет уже не первая тысяча лет, - отвечаю я. - Но к бутылке к двенадцатой это обычно проходит.
Ты резко переводишь взгляд на меня. В твоих глазах смесь недоверия и страха. Я делаю неопределенный жест рукой, и жидкость в бутылке в моей руке булькает. Я уклончиво улыбаюсь. Я люблю улыбаться.
- Шутник!... И как это было?
Я снова делаю глоток и смотрю на хоровод хлопьев. Потом пожимаю плечами.
- Ну вот как здесь...
Ты осматриваешься:
- Как здесь?... В каком смысле?
- Вообще, знаешь, если существует вселенная чувств, то тогда в ней взорвалась Сверхновая... А я был на ее орбите. И вот ты видишь как расцветает дикая завораживающая мощь в миллиарды солнц. И ничего уже не можешь поделать. И тебе и страшно, и глаз невозможно отвести - до чего это прекрасно.
- А потом?
- А потом я почему-то остался живым, хотя по всем законам должен был сгореть. Только вот и осталось это место, - я обвожу равнину рукой.
- Так странно, - ты неловко поводишь плечиком, - снег все падает и падает, а совсем не холодно...
- Потому что это не снег, - говорю я и прикладываюсь к бутылке с бесцветной жидкостью, - Это не снег, малыш. Это пепел.
И я снова улыбаюсь.
Да, я люблю улыбаться.
Lovely, charmed fairy-tale...
Ожидаем-с ещё... ^_^
...я люблю осень. Эти редкие солнечные дни, когда яркое, но уже не жаркое солнце особенно нежно касается кожи, согревая деликатным теплом подмерзающие на пронзительном холодном ветре руки.
Я люблю этот пронзительный холодный ветер как раз за этот контраст, за возможность чувствовать радость тепла. За его привычку тихо ворошить яркую палую листву под ногами, вкрадчиво расказывая на ухо ее шепотом удивительные сказки деревьев.
Я люблю холодный неостановимый осенний дождь. Я слышу как он рассказывает мне про жизнь и смерть.
Вскрыла жилы: неостановимо,
Невосстановимо хлещет жизнь.
Подставляйте миски и тарелки!
Всякая тарелка будет — мелкой,
Миска — плоской,
Через край — и мимо
В землю черную, питать тростник.
Невозвратно, неостановимо,
Невосстановимо хлещет стих.
Безутешный и обреченный, но гордый сентябрьский дождь. Он все знает про приближающуюся зиму, знает, но идет. И я никогда не утешаю его - это лишнее. Я просто выпрямляюсь под его обжигающими струями и улыбаюсь вместе с ним ничего не понимающим и ничего не слышащим суетящимся прохожим.
Мы оба всегда оказываемся неуместными.
Я люблю особенную настороженную тишину пустых октябрьских аллей, небо, проглядывающее сквозь почти обнаженные ветви деревьев, и легкий но настойчивый запах приближающегося холода, проступающий сквозь горький аромат тлеющих в кострах дворников листьев.
И я тону в непроглядной мгле густого утреннего тумана, становясь ее частью - тревожной, обволакивающей, одновременно близкой и чужой.
Последним аккордом, низким и вибрирующим, с неба падает ноябрь и застывает льдом заморозков на лужах, крошится под подошвами ботинок смерзшимися комьями земли, и смотрит по ночам - то отстраненно, то с внезапной надеждой - мерцанием далеких-далеких звезд.
Каждую осень я встречаю как друга. Я знаю, что она недолгая гостья - и это заставляет ценить каждое мгновение и каждую ее улыбку. А еще, если долго-долго молчать, можно услышать как смеется осень - легко и чуть печально. Но с любовью.
Застынет в сахаре река.
Горячей станет
Моя замёрзшая рука
В твоём кармане.
И, слава Богу, кончен год.
Не отвертеться.
И спелым яблоком вот-вот
Сорвётся сердце,
Солёным лунным кипятком
Ошпарит веки -
Мы расстаёмся так легко
И так навеки,
И так не в счёт шершавость щёк
И губ бумажность,
Как будто я тебя ещё
Хотя б однажды,
Как будто время - снежный шар
На медном блюде,
Как будто мы вольны решать,
Что с нами будет.
Последний лестничный пролёт.
Всё так нечестно.
Слегка потрескивает лёд
В ковше небесном,
У Водолея на плече
Сидит комета.
А ты еще любимей, чем
Казалось летом.
Я уже третий раз вижу одну и ту же усадьбу. В подробностях. Я знаю где что находится, я даже знаю, что в углу второго строения - не то сарая, не то летней кухни - стоящего между домом и каким-то домиком для гостей, нет одной доски, и там сквозная дыра. Я даже специально походил по участку, рассматривая знакомые детали. Эффект потрясающий - словно я рассматриваю нечто во сне, существующее отдельно и стабильно. В первое посещение мне всё было незнакомо, я ходил и рассматривал строения; во второй раз, я помню, слабо удивился, подумав во сне - до чего место знакомое, словно я уже видел его... но да чего во сне не бывает. А сегодня вот опять - и я специально ходил и сверял детали - все ровно там, где я и помню.
А еще я вновь "летал" во сне. Что любопытно - я "научился" этому. Сначала я мог лишь невысоко подпрыгивать и медленно - гораздо медленнее, чем наяву - опускаться вниз. Но ради развлечения я стал тренироваться во снах задерживаться в воздухе как можно дольше. И постепенно я стал контролировать свое парение, научился взмывать очень высоко и перемещаться невероятно быстро, настолько быстро, что чувствуешь головокружение, а внутри наступает чувство невесомости. Но еще более удивительно само чувство умения летать - я отчетливо понимаю, что это невозможно, но... летаю. И даже знаю как это делать.
С некоторых пор сны стали для меня какой-то вполне организованной реальностью, а не хаотическими видениями. Пока я не вижу четкой картины - как это устроено, но это пространство - пространство сна - имеет какую-то свою внутреннюю логику...
Забавная штука.
"Крепитесь, дети мои, ибо многого вам не дано знать и потому вы ничтожны, но даже познав свою ничтожность - крепитесь."
Всё, что имеет начало, имеет и конец. Вы "выздоровеете" только тогда, когда поймете, что никогда и не были "больны", до той же поры вы всего лишь мечетесь в забытьи - от жара удовольствий к ознобу страданий.
Nord - отец лжи, ибо воистину: кто говорит - не знает, а кто знает - не говорит, и Nord знает это прекрасно и всё одно говорит. В этом и состоит неуловимая разницами между вами - всё еще полагающимися на слова, и Nord'ом - ничему не придающего большого значения.
Любовь - прекрасное чувство, но не люди ли строят жирно чадящие крематории для умерщвления других людей, на вратах которых пишут: "Любовь возносит на небеса"?
Вы принимаете свое страдание за Ад - но это не Ад; самое интересное начинается лишь тогда, когда ваши желания начинают сбываться - но и это еще не Ад, а только дорога к нему.
Ада же никому никогда не достичь - ибо нет его, а есть только дорога к нему, и по мере движения по ней вам будут всё отчетливее заметны в окружающих вас пейзажах ваши собственные черты.
Эти мои слова - хитрая ложь, ибо ложь здесь не в том, ЧТО я говорю, а в том, что я ГОВОРЮ - и это сложно понять. Но Вечность может подождать - ей некуда торопиться.
До той же поры вам суждено горевать и радоваться, и каждый раз отвергать прежнее горе и прежнюю радость ради новых счастья и страданий. И так всю дорогу - строго на юг через север.
С любовью, Nord.
P.S. Когда-нибудь это вам пригодится.
P.P.S. Это единственное, что сможет вам пригодиться, когда наступит когда-нибудь.
P.P.P.S. Всё это - ложь.
Никогда не разговаривай с бесконечностью. Единственный пригодный язык для общения с ней - безмолвие.
Бесконечность заканчивается неопределенностью. Да, бесконечность - конечна, просто неизвестно чем она заканчивается...
На бесконечности нет невозможного. С бесконечностью другая проблема - непредсказуемость. Это и есть та самая случайность - явление, которое следует из бесконечности.
Как эти слова.
...бесконечность не заканчивается))). Она просто везде. У Бесконечности есть своя пара - это Вечность. Вечность - это просто, это всегда.
Всегда и везде. Всё просто.
А теперь уберите своих маленьких детей от экранов. Включая своего внутреннего малыша - пусть сначала подрастет. Незачем пугать ребенка.
Музыка для взрослых.
You Don't Know Me - Apparat
http://www.youtube.com/watch?v=idq7JL3-Jbw
Arcadia - Apparat
http://www.youtube.com/watch?v=89ivw8juGHI
Goodbye - Apparat
http://www.youtube.com/watch?v=66VnOdk6oto
12775.
Не так уж и много...
Сегодня я подумал, что, пожалуй, интересно было бы надеть часы, на которых отсчитываются дни до смерти. Сейчас мне почти 35 лет, можно рассчитывать, что я до 70 вполне могу протянуть. Это примерно 12775 суток.
И пусть бы это были часы с разделителем, отражающим количество прожитых / оставшихся суток. Как напоминание о том, что 12775 суток УЖЕ прошло - ты заметил их? Доволен? Осталось столько же - ты уверен, что не слишком откладываешь жизнь на потом, не слишком ли тянешь с исполнением того, о чем мечтал? Не откладываешь ли важные слова и дела, думая, что всё еще успеешь? Не выйдет ли так, что ты так же сольешь эти оставшиеся 12775 дней и сам не заметишь?
И далеко не все оставшиеся сутки будут одинаковы - чем меньше их будет оставаться, тем вероятнее, что ты будешь тратить значительное время на то, чтобы просто вставать по утрам.
...Еще один ТВОЙ день утекает - но их не бесконечное количество. Посмотри на циферблат, посмотри.
12775.
Многие искренне и отчаянно любили меня. И многие безумно и остро ненавидели.
И нередко это были одни и те же люди.
...А тогда мы жили в маленьком домике, по подоконники вросшем в землю - старом, но теплом. За окном в палисаднике густо росла сирень, и как-то в одном ноябре, после школьного Осеннего бала и бессонной ночи - это была первая любовь - я пошел открывать ставни в этот палисадник и обнаружил первый снег, легкий и пушистый, укрывающий голые ветви сирени... но сегодня не про это...
Дом стоял на улице, упиравшейся в столь же древний стадион - редко посещаемый и давно используемый исключительно любителями, а за стадионом был крутой берег реки. Зимой там было отличное место для катания на санках... но сегодня тоже не про это...
Берег реки был заросшим деревьями, кустарниками и бурьяном, сквозь который по лету протаптывались тропинки, носиться по которым было одно удовольствие, и мы часто с местной детворой играли в этих зарослях не смотря на предупреждения взрослых. Впрочем, мне, как самому старшему и главарю банды родители других детей доверяли своих чад и спокойно отпускали хоть куда - лишь бы я периодически притаскивал дитятей к приему пищи в относительной целостности - что я неизменно и выполнял. Но и про это - не сегодня.
Деревья спускались по берегу к самой воде и со сходом льда и началом половодья часть из них оказывалась в воде - некоторые по самые кроны, некоторые простирали ветви над быстрым течением. Вот эти-то последние деревья я и облюбовал. Я уходил в одиночестве на берег, забирался на дерево, лез на толстую ветку, нависающую над рекой, ложился спиной на шершавый ствол, чуть согретый ярким весенним солнцем, и лежал с закрытыми глазами, слушая журчание воды, ощущая кожей бойкое тепло солнца, легко срываемое малейшим ветерком, вдыхая запах мокрой земли и древесины, пока сырость от реки не пронимала меня. Здесь, на берегу, посреди движения вод и начала новой жизни, я чувствовал себя единым с этим миром. И уходя, я чуть заметно кивал дереву как старому знакомому в знак благодарности за приют. А река спокойно шумела мне во след.
Здесь, на земле, мы ничего не можем унести с собой в могилу. Мы может только создать и оставить.
"Что я оставлю?" - вот какой вопрос имеет смысл задать себе.
Можно, конечно, сказать, что есть путь удовольствий - попытаться прожить жизнь так, чтобы она была в вечном кайфе, но так не выйдет. Всё со временем становится обыденным и требуется всё больше и больше поднимать дозу, чтобы кайфануть, причиняя себе всё больше страданий. Именно поэтому путь наркомании - что в прямом смысле, что в смысле извлечения кайфа из чего бы то ни было - это путь в никуда, не дающий в итоге не только радости, но и приносящий глубокое разочарование.
Поэтому стоит задаться вопросом - что же я делаю и что оставлю, потому что это единственное, что мне доступно тут в полной мере.
Traumerei
31.03.2016, 13:17
Что достойного возможно создать здесь ? В какой "валюте" обналичиваются в послесмертии ? Можно оставить другого человека, зараженного смертью, обреченного отмучившись, сгинуть в той же пустоте, что и ты. Произведение искусства, книгу ? Все это будет продано по сходной цене, а потом разбазарено, потеряно... К какой ещё истине можно прийти, кроме истины Екклесиаста ?
Очень надеюсь на Ваш ответ, Nord
Что достойного возможно создать здесь ? В какой "валюте" обналичиваются в послесмертии ? Можно оставить другого человека, зараженного смертью, обреченного отмучившись, сгинуть в той же пустоте, что и ты. Произведение искусства, книгу ? Все это будет продано по сходной цене, а потом разбазарено, потеряно... К какой ещё истине можно прийти, кроме истины Екклесиаста ?
Очень надеюсь на Ваш ответ, Nord
Просто оставь. Ничего иного всё равно не выйдет : )
Что касается лично меня...
Мы всё время в глухой обороне, мы вооружены до зубов.
Оттого нам друг другу не стать ни понятней, ни ближе.
Я хочу, чтобы всё, что я делаю, превращалось в любовь.
А иначе я смысла не вижу, иначе не вижу…
...И я хорошо подумал об этом : )
Потому что с чувствами у меня не очень - головой приходится думать : )
Но - вот. Иначе - не вижу...
Еще про веру в бога.
Вера в бога - это вера во что-то лучше тебя, обежествить можно что угодно. Но по мере взросления - взросления не того, что измеряется годами, а измеряется размышлениями и делами - понимаешь, что есть только один выход...
...Представьте себе, что вся история про этого парня из Назарета лишена какой-либо мистики. Обычный человек размышлял о своей жизни - не вяло и отрывочно, как это делает большинство людей, а напряженно - даже в пустыню удалился. Что уж его толкнуло на это - одному неизвестно существующему ли богу известно. Но серьезно зацепило, так что он не мог дальше спокойно себе плотничать... И вот он поперся куда глаза глядят - а в той местности глаза часто как раз в пустоши и упираются. Хорошо и долго думал - и надумал. И пошел.
И поставьте себя на его место. Точнее - подвесьте. Вам не на кого надеяться - вы-то знаете, что говоря о боге, любви - вы говорите о принципе. Вы говорите о том, что носите сами, а не существует и может действовать отдельно от вас. Вы - и есть любовь, и никакой бог за вас не заступится. Можете, конечно, заголосить, просить прощения - авось снимут с креста. Да и вообще - на кой черт вам это было нужно ("Для чего ты меня оставил!?")?...
Но... иначе - не видно было смысла. Там, в пустыне, он хорошо подумал об этом, с разных сторон и точек зрения... И нашел только то, что нашел.
...И есть ли бог, нет ли бога - что от этого меняется?
Ты сам должен быть человеком.
Ничто не мешает оленям начать охотиться на волков. Кроме того, что они - олени.
Хорошие люди плохи тем, что вместе с их уходом часто заканчивается и хорошее.
Их извиняет только то, что у них можно учиться.
https://www.youtube.com/watch?v=8TPxb953F3k
Ложе раскачивалось и плыло в темноте, словно лодка, в которой двое людей, нежно прижавшись друг к другу, плыли под открытым бесконечным и бездонным небом. Тихо играла музыка из динамиков радио.
Завтра она уезжает. И ничего, ничего не ясно. Кроме одного - безусловного, заполняющего до краев счастья. Рука медленно скользила по изгибам её тела, осторожно касаясь мягкой теплой кожи, рисуя невидимый узор.
Сон наяву. В котором забываешь, что надо дышать, что есть еще что-то, кроме бесконечности прикосновения, размывшей всю вселенную в одну мерцающую, податливую, объемлющую темноту.
Даже во сне её тело отзывалось на ласку, ответно приникая теснее к ладони. Губы сами нашли губы...
...К вечеру пошел снег. Весь день не было никаких разговоров о планах на будущее. Будущее просто было не нужным в этом настоящем. И лишь к вечеру, помогая собирать её вещи... в сердце кольнуло тревогой.
...Они долго стояли обнявшись у рамки металлоискателя на досмотре. Слова не шли - за эти два дня всё было сказано без слов. Прибавить нечего. Даже "Я тебя люблю" будет плоским и не нужным.
...Он вошел в пустую квартиру и тут же зазвонил телефон.
- Такой снег! Похоже, город не хочет меня отпускать от тебя. Нас вернули в зал ожидания пережидать снегопад.
- Я сейчас приеду!
Ночь, метель, пойманная с руки машина. Сноваэропорт. Сон не отпускает. Еще - сколько? - вместе. Время перестает существовать во сне. Всё внутри растворилось, превратившись в одну пульсирующую нежность.
...На этот раз он стоит у огромного окна зала до последнего, провожая взглядом рулящий на взлетную полосу самолет.
...Не отпустить? Но ничего не нужно держать, всё случилось, как случается что-то неотвратимое и естественное, и вся суета сверх того уже не более чем суета. Потому что ВСЁ УЖЕ ЕСТЬ.
...Вновь пустая квартира. Он машинально нажимает кнопку на музыкальном центре и не раздеваясь и не включая свет садится в кресло. Он смотрит на светящийся дисплей музыкального центра, всю прошлую ночь несшего звуки радио в комнату...
Девятая волна.
В женщине несомненно должна быть загадка. Я лично - очень люблю загадки. Но не редкость, когда загадочность в женщине формулируется примерно таким образом:
"Сидит груша -
Во сто шуб одет,
Не лает, не кусает,
А коса - на улице.
- Что это?"