самоТВОРЕНИЕ: проза.

[daddy's girl]

рассказы, повести...

Они не были Боги (http://www.art-mir.ru/?page=proza&author=newrock&textid=548)

по мотивам Вячеслава Бутусова.

не философская сказка, но сказка с философией. Метафорична и прагматична. Оцените, пожалуйста!

[daddy's girl]

А всё начиналось как протая дневниковая запись :)

Отсрочка на надежду.

Надежда – самообман,
Но это всё, что у нас есть!
Она ходит по рукам,
Продавая свою честь.
Эта лживая тварь
Дым пускает в глаза,
Исчезая в тот момент,
Когда она так нужна!
… Я без Надежды убит,
Тоской навылет прострелен,
Потому что я надеялся,
А не был уверен!
Ха!
Дельфин «Надежда»

Кривая ухмылка растущего месяца многократно преломлялась в частоколе ресниц, ставших чересчур жёсткими от испарения соли. Глаза были выплаканы, черты лица неестественно заострились, кожа стерлась, и на белом мраморе щёк явственно виднелись следы солоноватых ручьёв.
Здесь очень хотелось сладенького. Хотя бы махонький кусочек. Всё чрево будто ощетинилось едкой горечью. Комки вдохов предательски застревали в гортани. Плакать не было сил – оставалось лишь тихо скулить.
Крик души направлялся не во внешнюю сферу, но вглубь тела. Петляя по млечно-розовым прожилкам кровотока, он винтом входил в самые потаённые пазы души.
Где-то в подреберье было гулко и пусто. Пустота разрывала. Часть её стремилась наверх, к слезам и вою, часть – разбегалась в сторону к разбитым в кровь судорожно сжатым кулакам, остатки же наливали свинцовой тяжестью ноги.
И можно очень долго сидеть в полном безветрии жизни. Извне не поступало ни единого сигнала: ни света, ни звука, ни запаха. Это камера для души-одиночки – место действия моей истории.
Сначала следует обвинить себя и лишь после разобраться, кто виноват. Лидия знала простое правило Чистой Совести. Однажды она сказала себе: «Я тварь». Она повторяла это много раз, особенно ей нравилось забористое «Рь» на конце: об этот звук легко можно было занозить язык. Пришёл день, и Лидия поверила самой себе. А когда поверила, то и забыла, что сама же это придумала. И стала жить так, как подобает твари: без прошлого и будущего, никого ни в чём не виня. Вскоре жизнь сменилась существованием. Лидия неумолимо сгорала.
Она жила вне времени и пространства. Она чувствовала себя ненужной, непонятой, непрощённой – одним словом, не такой, какой быть могла, но не захотела.
Всю жизнь она искала. Искала множество граней одно целого, не понимая, что истина – шар – с какой стороны ни посмотри, ребра не увидишь.
Но отрицанием самой себя, себя же не убьёшь. Хочешь - не хочешь, жизнь привязывает.
- Что, нить повествования уже врезалась тебе в горло? Ну, повиси, повиси… Авось, сдохнешь.
Я вижу Лидию, чувствую её. Она – моя дочь, нерожденная физически, а потому свободная, как мысль Творца.
Жаль, Лидия так и не узнала своего Бога в лицо, не посмела взглянуть ему в глаза. Трудно сфокусировать взгляд, когда зрачки округляются и оплывают кровяной каёмочкой…
Три, два, один…
Проснулась. Обидно. Лидия часто умирала во сне. Так и сегодня. Открыла глаза и оказалась в том мире куда её выбросила судьба.
Какой из миров наш? Есть ли выбор? Скажи мне, Творец, скажи мне тот, кто придумал меня!
Он молчит, а Лидия плачет. Это хорошо если плачет. Плачет, потому что нет сюжета. Эй, сюжет, вернись! Ты так нужен сейчас! Действие, больше действия. Не гасите рампы, она умирает! Какое зрелище! Глядите, это её последний вздох…
Умерла?! Странно.
Запомни, твоя явь – моё воображение. Твоя судьба – моя прихоть. Ты та, кем я должна была быть. Должна, но не стала.
Вместо этого я сижу в углу и плачу. И мечтаю о кусочке чего-нибудь сладенького. Дайте мне мармеладку, и я умру. Я не хочу никого огорчать. Поэтому я…
Нет, не убила. Лидия, твой приговор страшнее смерти! Твой приговор – быть моей вечной спутницей, моим отражением, моим взглядом! Кто кого обрекает, тот того и осудит. Я и палач, я и судья. Мне решать, мне судить саму себя…
Кто купит мою душу за кусочек сахара? Что, Мефистофель, мало Вам обломка этой мелочной жизни?! Дайте срок, и я верну Вам долг сполна, но никогда не прощу этой глупой отсрочки, отсрочки на надежду…

[-]

интерес,но...

[daddy's girl]

интерес,но...
что? :roll:

[Artist]

А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
на флейте водосточных труб?


Я увлекаюсь слишком многим, слишком часто и слишком быстро. Так же быстро разочаровываюсь в этих увлечениях и задвигаю их на верхнюю полку старого платяного шкафа. Там накопилось столько пыльного хлама, непостигнутого мной, что одна ножка почти провалилась в полк и шкаф грозит провалиться под пол (благо мы живем на первом этаже).
Кроме неоконченных стихотворений, рассказов, рисунков, невоплощенных мечт, забытых целей, стремлений, заброшенных занятий боевыми и изящными искусствами, недочитанных книг, недосмотренных фильмов, недоигранных спектаклей, там непростительно много образов каких-то людей. С одними мы были знакомы несколько дней, с другими – лет, они лежат там, уже ненужные, иссякнувшие, истощенные, неуклюжие…глупые. Мне уже удалось высосать из них все, что было интересно, а теперь они – бесформенная масса, бесцельное сплетение линий, шарж…на меня. Иногда, я корю себя за это, но только в порывах вселенской любви, т.е. никогда.
Что же останется, если счистить налет, стереть пыль, поправить огранку – отбросить лишнее. Останется бриллиант из шахт Сьерра Леоне, чистое золото Южной Африки, Джомолунгма – Мать Богов, начало начал, неизвестное искомое. У меня нет увлечений, есть то, что я люблю.
Я люблю музыку.
Музыку заколдованной оперы, заставляющую выпрыгнуть из ложа и разбиться о каминный пол у ног виолончелиста в оркестровой яме; музыку дворянского гнезда, вылетающую из-под пальцев глухого пианиста; музыку, рожденную бунтарями на хлопковом поле, кричащую, плачущую, молящую и грозящую расплатой; музыку ковбоя, играющего на банджо, раздающуюся в тавернах и над прериями Дикого Запада, заплетенную в гривы мустангам; музыку, всколыхнувшую Сент-Луис, Южную Каролину, Северную Дакоту, Иллинойс и Нью-Йорк такой земной простотой и небесной непостижимостью, музыку юного бунтаря, сжигающего свою электрическую гитару перед миллионами в Вудстоке; музыку, поднимавшую волны негодования в Белом Доме своим миротворчеством; музыку старой Ямайки, рассеивающуюся в парах марихуаны, превращающуюся в сон по велению Джа; музыку голодных детей Куинса и Гарлема, жаждущих права на свое слово…
Музыка – эфир и кремень, космос и меблированная комната на втором этаже, начало и без конца, все и ничего, боль и…только моя боль. Вселенная – музыка, Будда – музыка, Акела – музыка. Алия – музыка. Все, что я люблю музыка. Все, что существует для меня - музыка. Луна и Океан – скрипичный и басовый ключи. Декаданс и парадокс! И даже я…

[Artist]

Атласной шалью опустился знойный полдень последнего дня лета на побережье, сковав небо горячей истомой. Деревья еле дышали, укутанные в мантию уходящей, но все еще сильной жары. Время от времени на их листья едва заметный слабый ветерок приносил маленькие паутинки – предвестники наступающей осени. Они мягко ложились на бездыханную листву, ожидая нового старта, чтобы лететь все дальше и дальше в поисках пристанища в лапках паука или быть растерзанными порывами сезонного муссона.
Ультрамариновая гладь незаметно покачивалась от проплывающих пароходов и яхт. Казалось, море умерло. Волны, так весело играющие друг с дружкой в чехарду даже зимними вечерами, застыли, как на картине маринистов XIX века и лишь жалобно стонали, как будто тысячи тончайших игл рассыпались по сухому прибрежному песку. Вода не смела говорить, когда на небе царило Солнце. А как много она хотела бы сказать!
На горизонте не было видно ни одного кривого изгиба крыльев; чайки сидели на камнях, которые обнажило море, выпитое главным светилом. Рыба ушла на дно подальше от палящих лучей и они, наверняка, не чувствовали голода, только изредка перекрикивались, но не тем пронзительным ярким тоном отчуждения, а совсем другим, едва слышным вскриком, походящим на последний стон больного в агонии. Их серебристые как чешуя форели крылышки были беспомощно опущены и всклокочены. Вряд ли они смогут сегодня подняться в небо, не опалив их.
Грациозным леопардом из рощи вышел на мягких лапах вечер. Берег безмолвствовал. Лес, находящийся в нескольких футах от линии прибоя замер в ожидании неведомой магии. И вдруг подул прохладный спасительный бриз, всколыхнув тучную листву и потрепав по макушке жареное море, а за ним, по начинающей пестреть морской лазури, тихим мажорным трезвучием закапал прощальный летний дождик. Чайки поднялись с ликующими отчаянными криками в воздух, приветствуя долгожданного гостя; море заплясало, прославляя луну, ибо вода сильна под ночным небом, огонь – под солнцем; кудрявые деревья встрепенулись и разбудили единственного соловья, живущего в дупле дуба. Его трель разнеслась по всем окрестностям, запечатлелась в каждой капли дождя и тут же разбилась о гальку отголоском ноты. Она звучала все громче и сильнее, как будто он пел розовому кусту, пел во имя любви превозмогающей смерть, пел последний раз…Маленькая серая пташка! Тем временем дождь крепчал вместе с песней маленького соловушки и вот он уже превратился в ливень, темное небо заслонили тучи, гонимые с запада порывистым ветром. На море аккордом упала буря, рассыпавшись на короткие ноты по клавиатуре рояля, доносившегося из-за леса. Он пытался звучать громче соловьиной песни, но трель хрупкой птички врезалась в скованное пространство как нож, брошенный факиром в деревянный диск, чуть не задев красивую наездницу.
Теперь они берег моря разливался на все голоса! Буря почти утихла, а крошечный соловей еще пел в непоследовательный унисон с ожившими листьями и задорно скачущими барашками волн, как Фредди Меркьюри поет A Night At The Opera. Лучше им сейчас не мешать – они прощаются с летом. Они прощаются друг с другом и с собой, с тем, что унесло душное томное лето.

[Саша Крестов]

Заскрипел щебень асфальтовый у меня под ногами, стал глотать подошвы туфель моих, а я ему: «Нет, сволочь! Живым не скушаешь».
Вот так каждое утро… Можно признаться, что всякий день мой ссорой с камнем начинается, а потом вопросы почему на душе всё время грустно и больно… Отвечу! Это всё щебень проклятый мне настроение погубить пытается! Что ж мне с ним драться?... Вот то-то и оно… Злиться приходится… ,а злоба выхода не находит и осадком ртутным на стенках моего сердца и моих легких затвердевает.
А когда сегодня утром снег выпал белой пудрой на камни эти хрустящие, а потом ещё пара автомобилей проехала, то мне вообще ясно стало, что щебень асфальтовый надо мною посмеивается.
Но это так... частности…
Более глубоко задевает меня злобная ухмылка электропроводов, которые нагло окружили мою жизнь и всячески препятствуют творческим исканиям.
Смотрю я в монитор искрящийся на толстые морды поколения вездесущей очереди, наевшееся грязью из под своих же сапог, и рассказывает оно мне про вектор моей нравственности, а мне тут же психушка советская представляется, и как сидит в ней это самое поколение, сразу видно одноразовое, но многолетнее, и тихонько плачет.

Больно не больно, а праздников хочется. Светлых и искренних, райских. Листом березовым лучше бы учили, нежели пальмовым, да буквами родными, а не точками.
Эх, осень, осень….
…умер бы…да маму жалко…

[иртенев]

Отрывая жирными пальцами куски моей плоти , они запихивают их в свои слюнявые рты и чавкают, хрустя хрящами. Моё бледное лицо валяется в стороне с открытым ртом и пустыми глазницами. Оно залеплено этой чёрной грязью и зелёной смрадящей слизью.Мне мерзко и отвратительно чувствовать, как моё мясо растворяется в их желудках, но еслибы я мог, я бы помог им!..В эту секунду...
А в следующую вырвал им хребты и обматал вокруг их потных,жирных шей так, чтобы кровь, прилив к их уродливым черепам, выпустила глазную жидкость на свободу, а после втоптал их черепа в зловонную грязь! Я сам бы стал жрать их мясо и только что раздавленные мозги вместе со слизью из-под ног, так же как и они запихивая в рот и тут же отрыгивая вместе с желчью. Я был бы как они. И так на четвереньках от одной разлагающейся туши к другой.Пока желчь не кончится, и челюсти не устанут. Или туши не кончатся. И лишь тогда я встану на колени и заору так, что кровь хлынет из моего горла...И рухну на спину...
...И я сделел это... Да, собрав своё мясо, склеив их же слюной... Глаза были втоптаны в грязь вместе с сердцем. Их было не разъединить. Они ради забавы вдавили глаза в сердце. Но я нашёл. Наощупь. И отмыл их своей кровью как мог. Больше нечем было...
И вот теперь сердце ломает рёбра, кровь виски, воздух застрял комом во рту...И тут надо мной зависает, выплыв невесть откуда, ржавый луч света с надписью на боку:"Как хорошо жить на земле!" Дурацкая надпись! Тем долее розовыми буквами на небесно-золотом. Но первый раз в своей жизни я с ней соглашаюсь...